но и играла важную роль в делах Западной Европы. Отсталая по сравнению с Западной Европой Россия XVIII в. менее своих соседей испытывала противоречия между феодализмом и развивающимся капитализмом, которые раздиради страны, стоявшие на более высокой ступени экономического развития. Поэтому ее правительство и могло проводить, несмотря на смену лиц на престоле, более решительную политику.
Международным успехам России способствовало и наличие г! составе правительства выдающихся дипломатов. Таков был знаменитый Андрей Иванович Остерман, начавший свою карьеру при Петре I в качестве одного из участников мирных переговоров с Швецией; при его ближайшем участии был заключен блестящий Ништадтский мир. Опыт и природные дарования выработали в нем совершенно исключительные дипломатические качества. «Часто, — пишет о нем Маиштейн, — иностранные министры в течение двух часов проговорят с ним и по выходе из его кабинета знают не больше того, сколько знали, входя туда. Что он ни писал, что ни говорил, могло пониматься двояко. Тонкий, искусный в притворстве, он умел рладеть своими страстями и в случае нужды даже разнежиться до слез. Он никогда не смотрел никому в глаза. Из страха, чтобы глаза не изменили ему, он умел держать их неподвижно». Про Остермана говорили, что у него проявлялась , подагра в руке всякий раз, когда надо было подписать опасную бумагу.
Человеком другого типа был А. П. Бестужев-Рюмин, честолюбивый, хитрый, владевший всеми тайнами дипломатических успехов, но далеко не умевший так скрывать свои чувства, как Остерман. Бестужев был создателем определенной политической системы, которую он и проводил последовательно в жизнь; в основу ее он полагал союз России с Австрией для противодействия возраставшему могуществу Пруссии и для наступления на Турцию.
Если Петр I достиг многого в разрешении балтийской проблемы, то в царствование Екатерины II России удалось добиться крупных успехов в вопросе о продвижении к Черному морю и в деле воссоединения украинских и белорусских земель. Обстановка сложилась к этому времени для России очень благоприятная. «На севере — Швеция, сила и престиж которой пали именно вследствие того, что Карл XII сделал попытку проникнуть внутрь России... На юге — турки и их данники, крымские татары, представлявшие собою лишь обломки прежнего величия... бывшая в состоянии полного развала Польша... неспособная по своей конституции ни к какому общенациональному действию и обреченная тем самым стать легкой добычей своих соседей... За Полыней лежала другая страна, которая, казалось, нрпшла тогда в состояние безнадежного развала, — Германия. Со времени Тридцатилетней войны Римско-германская империя являлась государством лишь по имени... И в качестве соперницы австрийской династии уже начинала наряду с нею постепенно выдвигаться прусская» х. «Никогда мировое положение не было более благоприятно для завоевательных планов царизма, чем в 1762 г... Семилетняя война расколола всю Европу на два лагеря. Англия сломила мощь французов на море, в Америке, в Индии, а затем покинула на произвол судьбы своего континентального союзника, прусского короля Фридриха II. Этот последний стоял на краю гибели в 1762 г...» Такова была международная обстановка, в которой пришлось действовать правительству Екатерины II, Во главе ведомства иностранных дел фактически стоял один из наиболее образованных и умных государственных деятелей того времени — Н. И. Панин. «Самый искусный, самый смышленый, самый ревностный человек при моем дворе», — как писала о нем Екатерина II тотчас по вступлении на престол. Неподкупно честный, Панин, по словам одного английского дипломата, не 'преследовал «других целей, кроме тех, какие соответствуют пользе и чести его государыни и укреплению в России правительства». «Один из самых любезных людей», на языке которого, если верить его недоброжелателям, не было слова «нет», он в серьезных вопросах твердо и последовательно проводил свою линию.
С первых же шагов большое и активное участие в руководстве внешней политикой принимала сама Екатерина. Ни один большой вопрос не проходил мимо нее, ни одно ответственное решение не принималось без непосредственного ее вмешательства. «Я хочу управлять сама, и пусть знает это Европа!» — говорила она Потемкину.