В этих целях Поммеринг добивался выезда за границу иностранных специалистов, работавших на русских заводах. «Как эти уедут отсюда, — писал он в 1648 г., — тульский или другие русские горные заводы не в состоянии будут вредить горным заводам вашего королевского величества в Швеции, ибо я достал Петру Марселису [содержателю тульских заводов] плохого кузнечного мастера...» Нездивительно поэтому, что русское правительство стремилось всячески избавиться от иностранных резидентов, неоднократно заявляя, что в мирное время им «быть не для чего». Само оно в течение XVII в. только приступило к организации постоянных миссий за границей. Дело шло в первую очередь о тех двух государствах, с которыми Россия была наиболее связана, — о Швеции и Польше. В 1634 г. в качестве резидента был послан в Швецию принявший православие немец Д. А. Францбеков, но он пробыл в своей должности всего полтора года; после него только в 1700 г. был отправлен «на резиденцию» в Стокгольм князь Хилков. Вопрос о миссии в Речи Посполитой возник в 60-х годах XVII в. и был решен в 1673 г. Первый русский резидент в Речи Посполитой Василий Тяпкин нес свои обязанности с 1673 до 1677 г. В 1660 г. англичанин Джон Гебдон был назначен «комиссариусом» в Голландию и в Англию.
Отсутствие постоянных миссий за границей неблагоприятно отражалось на деятельности русской дипломатии, которая нередко оказывалась недостаточно осведомленной о положении в Европе. Отправленный в 1656 г. к венецианскому дожу Франциску Чемоданов по прибытии узнал, что этого «Францискуса волею божиею не стало, а после-де его нынешний князь уже третий». Для пополнения информации выписывались газеты, или «куранты», которые переводились в Посольском приказе. Этим курантам русские, по ироническому замечанию шведских дипломатов, верили, «как евангелию». Газетная информация, конечно, не заменяла информации дипломатической; отсюда ряд ошибок, допускавшихся русской дипломатией. Так, в 1687 г. поехал во Францию князь Яков Федорович Долгоруков с деликатной миссией предложить французскому королю Людовику XIV союз против Турции, с которой Франция в это время сама заключала союз.
Разнообразная дипломатическая деятельность должна была постепенно выработать у русских государственных деятелей необходимые навыки в сношениях с иностранцами. Сами иностранцы с раздражением отмечали выдающиеся способности русских дипломатов. «Они собирают вместе все тонкости закоснелого лукавства, чтобы провести иностранцев, — говорит автор описания посольства Мейерберга, — либо выдавая ложь за правду, либо умалчивая, о чем надобно сказать, и ослабляют обязательную силу всяких решений на совещаниях тысячью хитрых изворотов, дающих превратный толк, так что они совсем рушатся». Однако нередко в выступлениях русских дипломатов сказывались недостаток образования и точных знаний, а временами их приемы были весьма наивны. Лихачев, ездивший послом в 1658—1659 гг. во Флоренцию, с поразительным простодушием расспрашивал на аудиенции «грандуку» Фердинанда о том, не знает ли он, какое имел поручение от польского короля к Испании проезжавший через Флоренцию польский посол и «был ли с ним к тебе лист, и... в этом листу о чем к тебе писал?» Отдельным русским дипломатам этого времени ничего не стоило сослаться на несуществующие грамоты или заявить, что императоры Гонорий и Аркадий прислали корону первому московскому князю Владимиру. Когда же им указывали, что эти императоры жили за 600 лет до Владимира, они, не моргнув, утверждали, что были другие Гонорий и Аркадий, современники Владимира. Упрямство и резкость, к которым иногда прибегали русские послы, производили неблагоприятное впечатление на иностранных дипломатов, которые по существу пользовались теми же приемами, но в более утонченной форме. Приближенные флорентийского «грандуки» внушали Лихачеву: «А про то б ведали посланники, что прочих держав послы, бывши во Флоренсии, не бранились и не бесчестили, как они». Навстречу князю Долгорукову в 1687 г, в Дюнкирхен (Дюнкерк) из .Парижа был послан запрос: «Не для упрямства ли какого- приехали они, и не будут ли в чем воле королевского величества противны?»
В целом же уровень русской дипломатии в XVII в. значительно повысился. В этот период в России имелось немало действительно способных дипломатов, отчетливо сознававших и умело защищавших интересы своего государства. О росте русской дипломатии в XVII в. свидетельствуют и те новые явления в ее деятельности, о которых говорилось выше.