В 1439 г, Иван III посыпал к германскому императору послом Юрия Траханиота. Из доклада Траханиота после его возвращения великому князю стало известно, что ему была оказана «великая честь», что на аудиенциях император и сын его, король, «сами встречали его, еступив -с своего места ступени три-четыре, да руку подавали стоя», что император посадил Траханиота «против себя на скамейке близко». Когда с ответным посольством прибыл в Москву от императора Георг фон Турн, те Рент III привил его таким же образом, преступив с своего места,- да подал ему руку, да- велел ему сести на скамейке против себя».
В XVI в. постепенно был выработан характерный для рус-окой' дипломатии того времени весьма сложный ж своеобразный этикет, отличавшийся как от восточного и византийского, так м от западноевропейского. Русские дипломаты, считали, что созданному ими посольскому чину должны подчиняться все государства, и они упорно отстаивали право придерживаться собственного этикета. В 1654 г. послы царя Алексея заявили цесарским «думным: людям», что они будут править посольством не так, как от лих требуют, а «как в посольских обычаях водотца», а «иных государств послы и посланники нам не в образец».
Русская дипломатия делила все государства на ранги в зависимости от их политического значения. Далеко не каждого монарха русский царь соглашался признать себе «братом». Прежде чем вступить в дипломатические сношения с тем или иным государем, в Москве старались узнать, действительно ли он независимый правитель или «урядник» (вассал). Шведских королей из дома Ваза в Москве долгое время считали простыми «обдержателями» (регентами), недостойными сноситься непосредственно с самим царем, и требовали, чтобы сношения велись через новгородских наместников, против, чего шведское правительство всячески протестовало. Иван IV и Сигизмунда-Августа попрекал, что он называет шведского короля братом: ведь он должен был бы знать, что дом Ваза происходит от простого водовоза. По договору 1687 г. курфюрст Бранденбургский обязался при приеме русских послов проявлять особую почтительность, так как русское правительство курфюрста ставило ашже короля. Еще в конце XVII в. бранденбургские послы тщетно хлопотали о том, чтобы им в Москве оказывалась та же почесть, какую оказывают император и все короли.
Вне зависимости от ранга того или иного государства все сношения с иностранными державами строились на принципе охранения государевой «чести».
«Честь» эта выражалась в первую очередь в «именовании»., т. е. в титуле. «Самое большое дело государскую честь остерегать; за государскую честь должно нам всем умереть. Прежде всего 'нужно оберегать государское именование. Начальное и главное дело государей чести остерегать». «Не только нам есть, но и на свет зреть не можем», — говорил во Франции в 1668 г. стольник П. И. Потемкин по поводу «прописки.» в царском титуле, увидев в этом «великого государя нашего, его царского величества, в самом великом его государевом деле страшное нарушение». Вопрос о титуле стоял всегда на важном месте. .Настойчивость русских дипломатов в этом вопросе раздражала иностранцев. Однако западноевропейские дипломаты проявляли не меньшее упорство в вопросах титула. Они отлично понимали, что за отвлеченными спорами скрывались совершенно реальные соображения, поскольку титул выражал определенные права, и всякое умаление в титуле косвенно означало отказ от этих прав.
«Государева честь» выражалась и в ряде мелочей, которые должны были обозначать более или менее высокое положение государей, представляемых послами. Русское правительство настаивало, чтобы грамоты к царю скреплялись обязательно большой печатью; представители царя должны были всегда требовать первого места, чтобы русских послов принимали по тому же обряду, как принимали иностранных послов в Москве и т. д. Все это практиковалось в сущности и при западноевропейских дворах, но европейская дипломатия не могла никак отделаться от устаревшего представления о «московитах» как о варварах и потому крайне нетерпимо относилась к их щепетильности в вопросах этикета.